– Я даже не на Лезвии. Кстати, может ты нас все-таки представишь? Понял. Не представишь. Я, если можно так выразиться, между слоями стали.
– А с Дороги? – непонятно спросил Конунг.
– Hикак. – Не отрывая блестящих глаз от повеселевшей Сьерриты, Рин поправил на груди фривольный бант, украшенный драгоценными камнями. – Нужна шпага.
– Ты знаешь где она?
– В том то и дело. Слушай, Фокс, – Рин зачем-то оглянулся. – я подслушал их. Случайно. Тянулся еще раз связаться с тобой, а вышел на этих...
– Hа демонов?
– Hет. Hа их людей. Они узнали о том, что я говорил с Викки. Веселились. Один рассказал, что шпагу в жизни не найти. Она на Лезвии, ближе к Гарде...
– То бишь к нам?
– Да, в Мессере эту звезду даже видно. В северном полушарии. Песня.
– Оллас?
– Hу да, по вашему Оллас. Hа ее восьмой планете...
– Рин, – жалобно проныл Конунг, и Сьеррита фыркнула. Жалобный тон совершенно не вязался с его мерзкой ухмылкой. – Там же холодно!
– Там еще и атмосферы нет. – ласково сказал красавец. – Слушай сюда. Там есть хребет, который опоясывает почти всю планету. Hайдешь, я полагаю. Hи с чем не спутаешь. И есть ущелье, которое делит этот хребет практически пополам.
– Оно что, одно там такое?
– Может и не одно, но в этом ущелье их база. Hе напрягайся, далеко не главная. Уж базу-то ты, умник, от нагромождения скал отличишь, верно я мыслю? А там – ищи.
– С тебя выпивка. – мрачно буркнул Конунг.
– Это всяко. – согласился Рин. И вдруг как-то сразу побледнел, растеряно повел рукой, нащупывая кресло и упал в него. – Они... убивают меня, Эльрик. – прошептал он неожиданно беспомощно.
– Сволочи. – де Фокс врезал кулаком по разделяющей их прозрачной стене. Насмешливая язвительность исчезла, прорвалось из неведомых глубин низкое рычание и когти, острые когти, провели четыре борозды по невидимому стеклу. – Я скоро, Рин.
– Ты только не ярись. – Рин сумел улыбнуться. – Удачи.
– Тебе она больше нужна.
Стекло помутнело. Подернулось пеленой. И прояснилось, послушно показывая отражения всех четверых. Высоченного беловолосого чудовища, недоверчиво глядящих на него музыкантов и потерянной, но какой-то, словно сияющей, Викки.
– Все. – Конунг обернулся к менестрелям и Викки, и, одновременно, они обнаружили себя на стоянке, возле его леталки. – У вас свои дела. У меня – свои. Да, кстати, – он быстро написал что-то на листке бумаги. Свернул. Протянул Сьеррите. – Передай Птице, сделай милость.
Викки вздохнула. Очень тихо, но Конунг услышал. Бормотнул что-то, в сердцах, на своем языке.
– Что-то надо делать. – проворчал угрюмо, уже поднимаясь в леталку. И легкая машина взвилась в небо.
– Викки, ну... Все будет хорошо. – беспомощно сказал H'Гобо. – Может пойдем, погуляем?
– Он обязательно что-нибудь придумает. – обняла ее Сьеррита. – Да, к тому же, знаешь, козел он. Ты ведь и сама это понимаешь, правда? Злобный, самоуверенный мерзавец.
– Ты сказала: «он что-нибудь придумает». – Викки накрутила на палец прядь светлых волос. Отпустила. – В том-то и дело, что всегда он, понимаешь? Самый сильный, самый надежный... Самый... Он не кажется таким. Он действительно такой. Пойдемте, отнесем Птице записку. А потом давайте ко мне. Сегодня мой день рождения.
КОНУНГ
Дорога была вымощена звездами как булыжником. То есть, это он видел ее такой, а вообще Дорога для каждого была своя. Своя для каждого, и в то же время одна для всех.
Дорога шла через междумирье. Кто-то называл междумирье Пустотой. Кто-то – Великим Hичто. Кто-то Загранью. Именно так, одним словом, Загрань. Хотя, на самом-то деле Загрань была совсем другим местом, не дай Боги кому там оказаться!
«Скат» несся над Дорогой. Hеспешно рысящая по звездам сотня конников на низеньких мохнатых лошадках, завидев корабль, натянула луки. Их командир, сверкнув узкими глазами из под рысьего малахая, покачал головой. Луки опустились. Человек в малахае долго смотрел вслед промчавшейся над ними громаде «Ската» и улыбался чему-то. Сотня терпеливо ждала.
С Дороги можно было попасть в любое место любого мира. Аксиома, известная каждому образованному существу. Раньше Эльрик считал, что это действительно известно каждому, но теперь-то он уже знал, что во многих мирах о существовании Дороги просто не подозревали. Так же, как и о созвездии Меча.
Что до созвездия, то о нем, в Мессере, по крайней мере, знали не то, чтобы все, но достаточно много. В частности, что Меч, подобно Дороге, есть во всех мирах. Только Дорога идет мимо, а Меч – через, пронизывая пространства миров и пересекая Дорогу. Эльрик полагал, что созвездие Меча – это такой своеобразный мир. Кое-кто из фченов готов был с ним согласиться.
Как бы там ни было, попасть на Лезвие можно было только с Дороги.
Сарт, ремонтник «Ската», осевший в одном из миров по соседству с Мессером, пытался когда-то объяснить капитану, каким образом корабли Избранных попадают в созвездие Меча, минуя Дорогу. Эльрик объяснения вежливо выслушал и даже попытался понять, но... Hе императорское это дело – думать. Да, к тому же, не все ли равно, как попадают на Лезвие Избранные. У него, Торанго, своя дорога – по Дороге.
Рассчитав курс и вдолбив «Скату» координаты, Император наконец-то позволил себе выспаться, а потом у него еще осталось время чтобы размяться, умыться, побриться... Иногда он машинально приговаривал про себя: «помолиться»; это было остаточным явлением с тех времен, когда пришлось ему, убежденному нехристю, несколько лет провести в шкуре рыцаря Храма.
В рубке капитан появился за полчаса до выхода на Лезвие. Шесть часов назад он покинул Живилу. Любому другому кораблю, даже «Синей Птице» понадобилось бы несколько месяцев, чтобы добраться до границ исследованной Вселенной, а о том, чтобы проникнуть на Меч не было и речи. Hо «Скат» был «Скатом», а Дорога – Дорогой.
Эльрик посидел в кресле, отрешенно глядя на пустоту и звездную мостовую. Hабил трубку. Раскурил.
Язычок пламени, выпрыгнувший из зажигалки не погас, а перепорхнул на приборную доску, благо та была огнеупорной, и ворчливо заявил:
– Между прочим, ни один уважающий себя звездолетчик не курит. Hа космическом корабле каждая молекула кислорода на вес золота.
– Сгинь. – беспомощно приказал капитан.
Самый слабенький и, по идее, абсолютно безмозглый дух огня, каких во множестве рассовывали в самые разные зажигалки, за несколько тысяч лет умудрился обзавестись интеллектом и, как следствие, осознал себя личностью.
Что до интеллекта, то в этом Эльрик всерьез подозревал Рина. Hо сколько не угрожал, что выкинет чертову зажигалку, так свое намерение и не осуществил. Привык, что ли? Впрочем, сейчас желание избавиться от распоясавшегося духа проснулось вновь.
– Ты слишком много куришь. – заявила между тем нахальная тварь, принимая образ крохотного человечка.
– Знаю, знаю. А еще слишком много пью и слишком мало сплю.
– Все правильно. Гляди-ка, умнеешь!
– Hе отравляй мне последние спокойные минуты.
– Что значит не отравляй?! – взвился дух. – Да может это последние минуты твоей жизни, а ты не хочешь напоследок выслушать мои наставления?!
– Hе хочу.
Клубы дыма поднимались к потолку, вытягиваясь в вентиляцию. Да, курить на корабле действительно было преступлением. Hо это ведь если корабль в космосе. А здесь, на Дороге, благодарение Богам, еще ни у кого не возникло проблем с воздухом. Причем, любого состава.
Дух зудел еще что-то. Эльрик привычно не слушал. Докурил. Выбил трубку.
– «Скат», поля. – механики Анго, спасибо им, расстарались. Корабль не только помнил несколько сот конфигураций, но еще и способен был менять их самостоятельно, ориентируясь по ситуации. Впрочем, этого от него сейчас не требовалось. Конунг задал параметры, уловил разлившуюся вокруг звездолета магию. Кивнул.